Беседовала Рузанна Чернакова
Мы часто говорим, что «Метелица» – это команда. И мы хотим посвятить целую серию публикаций людям, которые работают в нашей команде. Хотя когда вы прочитаете эти истории, то убедитесь, что для большинства из них это больше, чем просто работа. Первая публикация – беседа с дефектологом «Метелицы» Марией Лебедевой.
– Как вы пришли к дефектологии? Вы мне кажетесь очень счастливым человеком в профессии.
– Совершенно случайно. Мне посчастливилось увидеть реальные чудеса, которые произошли в жизни детей, и эти чудеса творили родители и дефектологи. То есть профессия эта реально чудесная. Когда ребёнок, который испытывает колоссальные коммуникативные трудности, «неговорящий» ребёнок, становится публичным спикером, когда ребёнок с задержкой развития догоняет и обгоняет сверстников и получает профессию мечты, – это, по-моему, настоящее чудо. Быть к нему причастным – огромное счастье. Очень захотелось быть причастной, правда. Ну и, конечно, это был этический выбор.
– Расскажите, пожалуйста, о вашем образовании.
– Первое образование у меня непрофильное: я окончила факультет почвоведения МГУ, занималась раковинными амёбами. Даже помню их по-латыни, хотя это было очень давно. Потом уже получала свою настоящую профессию в Московском социально-педагогическом институте. Мне очень повезло: у меня был абсолютно фантастический педагог, Татьяна Алексеевна Леонычева. Ещё я старший АВА-инструктор. Это только звучит пафосно, на самом деле это только вторая ступень из четырёх. ABA (Applied behavior analysis) – это один самых эффективных методов коррекции поведения детей с РАС и другими особенностями развития.
Я очень рада, что окончила МГУ: я научилась постоянно учиться, а в дефектологии без этого совершенно невозможно. Это, наверное, самая сильная моя сторона. А вот к тому, что меня довольно много хвалят, не надо относиться серьёзно, люди просто очень щедры на хорошие слова. На самом деле все эти годы мне просто невероятно везёт: у меня фантастические дети, уникальные родители и невероятные коллеги.
– С какими проблемами вы работаете?
– Дефектолог в основном работает с высшими психическими функциями (ВПФ): с памятью, вниманием, речью… И задача дефектолога – развить значимые навыки, которые улучшают качество жизни ребёнка. То есть работа дефектолога ВСЕГДА направлена на улучшение жизни ребёнка и его семьи и может не ограничиваться работой с ВПФ.
Хорошая работа дефектолога всегда приводит к тому, что ребенок использует полученные навыки в жизни. Человек с дисграфией должен спокойно написать сочинение, которое допустит его до ЕГЭ, человек с дислексией должен спокойно прочесть текст перед аудиторией или просто перед экзаменом, человек с СДВГ должен спокойно учиться наравне со всеми, человек с РАС должен меньше раниться об этот мир и получить возможность эффективной коммуникации с ним – понятно, что слово «должен» здесь имеет значение «должен иметь возможность».
Ребёнок не умеет заниматься за столом? Вообще, это совершенно не страшно и, в принципе, не важно. Уверена, что великим учёным можно стать и без этого умения. Но с этим умением всем будет проще: школа, ближайшая к дому, скорее всего от учеников этого сидения ждёт. И не зря ждёт, не просто так. Так давайте сделаем так, чтобы всем стало легче. Я примерно так понимаю свою задачу. На мой взгляд, дефектолог – такая универсальная отвёртка с запасом насадок на все случаи жизни. С дефектологом должно стать лучше, чем без (улыбается).
– Почему вы всегда на стороне ребёнка? Дети бывают разные…
– Я на стороне родителей и ребёнка, да. Я не верю в ребенка-дьявола. Поэтому мне непонятны тезисы в стиле: «Он хулиган, он хочет бить посуду». Никто не хочет бить посуду. Найдите, в чем причина, и все будет прекрасно. Я точно знаю, что нежелательное поведение – это не вина, это беда. Нет абстрактного нежелательного поведения, есть проявления дефицитов.
– Как вы познакомились с «Метелицей»?
– Тоже совершенно случайно. Близкий мне человек попросил один раз съездить посмотреть, можно ли что-нибудь сделать для Ксюши. Это была «военная хитрость», я думаю: перед этим я попала в аварию на машине и старалась не садиться за руль, психологически было очень тяжело, а к Ксюше в Пенино по-другому не доедешь. Так Ксюша посадила меня обратно за руль. Когда я вышла от Ксюши, полчаса рыдала без остановки, залила всё слезами, кричала в телефон: «Я этого не смогу, этого вообще никто не сможет, это просто невозможно!» А потом приехала пробовать.
А потом оказалось, что иногда у лежачих людей очень сильно проседают высшие психические функции, даже если не было травмы головы. Это понятно: серьезный сенсорный голод, перестройка всего организма, отсутствие вертикализации… Когда лежишь парализованный, то все обычно сводится к простым ответам: да-да, нет-нет, руку туда, ногу сюда. В итоге ребята первое время с трудом формулируют мысли. Очень сильно теряется внимание, теряется мысль: когда человек может отвлечься и забыть, о чем он говорил. Лежачим больным тоже может быть нужен дефектолог, хотя надо отдать должное: буквально с первой минуты нахождения человека в «Метелице» вся команда работает и над этой проблемой. И хочу сказать, что у нас поразительные ребята, буквально все: они не просто моментально восстановили утраченное, а ещё и постоянно наращивают свои компетенции.
Ещё с «Метелицей» меня очень подружило общее отношение к людям, которые лишены коммуникации с миром: «Пока есть дыхание – есть сознание, а значит мы найдем возможность связи с этим сознанием». Мы все вместе ищем и подбираем системы альтернативной коммуникации для таких людей.
Работа в «Метелице» – это работа с единомышленниками, с людьми, для которых нет бракованных или безнадёжных пациентов. Это бесценно. Хотя, конечно, плакать я стала гораздо больше, просто на порядок больше. Ну, зато и смеяться тоже.