С вами авторская колонка президента организации, Светланы Самары. Каждую неделю она будет делиться своими мыслями на самые разные темы. Сегодня речь пойдет о том, как важен инклюзивный, а проще говоря, человеческий подход в подборе команды.
До сих пор я никогда не писала о том, как устроена работа в «Метелице» с точки зрения руководителя. Сегодня я хочу рассказать о нашей программе поддержки людей с психическими проблемами «Пушистый плед».
Эта программа не была придумана в один момент. Как и многие наши другие программы, они рождались по мере поступления обращений. Мы регулярно садились с коллегами за круглый стол и думали, что делать с теми или иными потоками обращений, что мы вообще можем сделать.
Последние семь лет к нам регулярно обращались с разного рода криками о помощи:
– У нас тоже безвыходная ситуация, у нас не позвоночник, но тоже вся жизнь под откос.
И что было делать?
Кроме того, мы постоянно сталкивались с тем, что люди, которые пережили травму позвоночника и остались без лечения и ухода, как правило, находятся в тяжелой депрессии. И нам пришлось учиться с этим работать, учиться выходить из этих состояний вместе с подопечными, получать профильное образование в институтах.
Постепенно накапливался опыт, появилось понимание: как работает система, в чем ее плюсы и минусы, как с ней взаимодействовать без риска для подопечных. А тут все в зоне риска.
Например, Никита Иванченко. Я могу рассказать про его случай потому, что ребята, которые живут в Пенино, давали свое согласие на открытую, публичную позицию. А большинство других наших подопечных, находящихся на курации, не готовы говорить о себе и своей жизни. Да и, наверное, это не так уж нужно.
Итак, Никита. В 2018 году он упал с турника, в своем собственном дворе и сломал шею. Станица, в которой живет Никита, находится в полутора часах езды от Краснодара и двадцати минутах от Усть-Лабинска. После того, как Никита попал в реанимацию, мы несколько раз летали в Краснодар по разным невеселым причинам, и неплохо познакомились с местной медициной. Мы остались о ней весьма неоднозначного мнения, потому что гениально выполненная операция «компенсировалась» отвратительным уходом и отношением.
Поэтому, когда через полгода, которые Никита провел в Московской клинике, мы готовили его к тому, чтобы ехать домой, у нас случилась настоящая битва с психиатром. Психиатр настаивал на том, что у Никиты рекуррентная депрессия эндогенного характера, то есть он по жизни в депрессии. А мы настаивали на том, что у него посттравматическое стрессовое расстройство, и он просто интроверт.
У нас случился открытый конфликт, с криками и скандалом, чем я не горжусь, но в тот момент я была готова загрызть психиатра. Разрядило ситуацию то, что я просто пошла к завотделения, и, пока я ей объясняла ситуацию, у меня в голове щелкнула мысль: мы – заказчики, мы не заказывали психиатра и не будем за него платить. Это был такой бонус от больницы, а мы его не хотим. Спасибо, сами пользуйтесь.
Я объясню, почему так остро все вышло: психиатр в Усть-Лабинске вообще не заморочился бы состоянием Никиты, влепил бы ему дежурный набор таблеток и забыл бы на полгода, а то и насовсем, пока родители Никиты не поняли бы, что все совсем плохо. Мы были практически уверены в таком исходе, так как уже попадали в подобные ситуации в Псковской, Архангельской и других областях.
Никите было всего 19, допустить такую ошибку мы просто не имели права. Еще один круг консультаций, совещаний и советов, и мы доказали заведующему отделения, что от консультаций психиатра мы отказываемся и его выводы в выписной эпикриз не вносим.
Да, мы уже проходили такие истории, когда приходилось долго бороться за снятие диагнозов и выходить из состояний, вызванных неправильным применением препаратов, а это отдельная работа.
Беда в том, что постоянно приходится искать врача. Постоянно мониторить ситуации в различных учреждениях, и платная психиатрия тоже не панацея. Платишь ли ты, лечишься ли по ОМС, самое главное – попасть к ответственному специалисту, который не будет тебя жалеть или сочувствовать, но который будет лечить тебя. Это отдельная работа, она непростая, дорогостоящая. Это тот случай, когда каждый раз мне или кому-то из коллег приходится сопровождать ситуации от начала до конца, страховать подопечных финансово, чтобы не было сбоев в приеме препаратов и посещении докторов, чтобы прежде, чем психиатр назначит схему лечения, и мы, и врач, и пациент были на 100% уверены, что нет сбоев в обмене витамина D, серотонина, катехоламинов, ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты), дофамина, эндорфинов, норадренолина, кортизола. Депрессия и многие другие психические проблемы часто прячутся за проблемами обмена веществ, гормональной системы. Мало того, они часто прячутся друг за друга.
Наевшись всякого разного бреда и ужасов на этом пути, мы постепенно стали думать, как помогать нашим подопечным с психическими проблемами учиться, трудоустраиваться, сохранять рабочие места… Постепенно мы сами, сближаясь с некоторыми из них, брали их на работу в нашу маленькую команду.
Сейчас у нас работают люди с рекуррентной депрессией, биполярным, тревожным, шизоаффективным расстройствами, ПТСР. Как мы с этим справляемся? Очень просто. Как руководитель я придерживаюсь принципа «делай, как я». То есть, я открыто говорю о своих проблемах: у меня диабет, лишний вес, нервы и так далее, и мне сложно с этим жить, я справляюсь вот так, мне нужны вот такие поблажки. И, соответственно, каждый из нас делает также. Мы знаем, у кого и что болит, как помочь услышать звоночки, как организовать работу. Мы много говорим о том, как правильно относиться друг к другу и к проблемам. Самое главное, мы поставили знак равенства между болезнью тела и болезнью психики. Я сама задала вопрос: почему у меня диабет, и мне сочувствуют и бесплатно выдают метформин и инсулин, а у коллеги шизоаффективное, и он стал изгоем? За что?
Ответа нет, его не может быть, потому что болезнь есть болезнь, поддержки и сочувствия заслуживает любой человек, столкнувшийся с ней.
В итоге у нас получилось достаточно умиротворенное пространство, где каждый может быть собой, где мы страхуем друг друга, где мы говорим открыто о себе и своих проблемах. Мы не боимся друг друга и ценим усилия каждого. Не только те, которые направлены на работу и какие-то общие цели, но и ценим то, что каждый из коллег делает для сохранения себя и своего здоровья, как физического, так и психического.
Как руководитель, я ставлю выше всего спокойствие в команде и доверие друг другу. Остальное мы можем пережить вместе. Это главное.
Я сейчас в период, когда очень трудно выруливать из безденежья, невероятно ценю, что никто из коллег ни слова не возразил о том, что заработная плата в первую очередь будет выплачена, тем, у кого именно психические заболевания и нет близких, а потом всем остальным.
Да, у нас тоже бывало всякое: коллеге сменили препарат, и новый препарат дал такой букет, что пришлось вызывать психиатрическую скорую и откапываться целым букетом капельниц. Да, мы постоянно мониторим ситуацию, чтобы ни у кого не было провалов с препаратами. Да, мы как сайгаки носимся по аптекам, чтобы купить тот препарат, который нужен, а не дженерик, который непонятно, как сработает. Да, это трудно. Но! Мое любимое «но»: мы работаем, как единый организм, и нам вместе прямо нормально.
Одна из коллег сказала:
– Мне очень комфортно, что я тут в открытой позиции, и мне не надо скрывать, выкручиваться и носить маску благополучия. Раньше это сжирало половину моих и без того небольших сил!
И это сказал один из эффективнейших сотрудников, который работает с невероятной отдачей. Правда, сделаю поправку, мои коллеги, и даже наши волонтеры, все работают с невероятной самоотдачей.
Мне часто задают вопрос:
– Как ты выдерживаешь? Тут со здоровыми с ума сойти можно, а у тебя и лежачие, и психически сложные сотрудники? В чем секрет?
Тут все просто – секрета нет. Просто я их люблю. Каждого по отдельности и всех вместе. Я люблю в каждом из них тот огонечек, который дал Бог, жизнь, вселенная, назовите как хотите. Я люблю в них жизнь и стараюсь каждый день сделать их жизнь и жизнь вокруг себя пусть даже не лучше, но хотя бы спокойнее и теплее.
Я вижу, что мы сложны для восприятия и понимания, мы плохо объяснимы для людей, которые не соприкасаются с нами напрямую, но я не хочу хотя бы на каплю испортить этот внутренний мир «Метелицы», где спокойно таким разным людям. Так мало спокойствия и тепла вокруг, там много боли и нервов, что мне каждый день хочется найти еще каплю терпения внутри себя и выдержать все, что подбрасывает приходящий день.
Вчера к Кристине приезжала ее и уже наша подруга, классный человек и психолог, и она сказала:
– У вас так спокойно и умиротворенно, что я чувствую, как превращаюсь в морскую звезду, я хочу лежать раскинув руки, и кажется, что там, вдали, нет города.
А еще знаете, я разрешаю и коллегам, и подопечным привносить что-то свое. Появился у нас новый повар, и с ним появилась музыка. Он всегда включает классную и потрясающе интересную музыку. Появилась волонтер Анна, художница, и вот мы уже планируем итальянский дворик. Появилась Кристина, и у девочек сразу стал невероятно красивый маникюр. Появилась тренер Юля, и теперь у нас много смеха, заливистого, искреннего и весеннего, как она сама.
И так каждый раз, кто-то появляется, и мы делаем полшага назад, чтобы у нового подопечного или коллеги появилось пространство, чтобы сделать что-то свое, оставить что-то после себя.
Это важно, это ценно, это главное. И мне как человеку жесткому и деспотичному это давалось труднее всего, но результат того стоил, и я рада, что научилась этому.
А еще наши благотворители… Одна наша благотворительница помогла нам организовать кухню так круто и удобно, что теперь здесь всегда обитает куча народа: вечно кто-то ест, дремлет на диванчике, спорит, рисует, готовит, читает, учится и это невероятно здорово. Каждый день эта чудесная благотворительница с нами. Она внесла свою лепту, это не просто лепта, а прямо вклад, в том числе и в психическое здоровье команды, потому что нам тут хорошо и спокойно.
Такое вот откровение получилось. Вы можете как угодно относиться ко мне, к команде, но если у вас есть силы дать каплю спокойствия ближнему, найти в себе каплю тепла, сделайте это.
