Есть вещи, о которых сотрудники НКО и фондов не говорят публично. И эти вещи лежат сразу в нескольких проблемных плоскостях.
Первая плоскость – внутренняя – тяжелые, зачастую абьюзивные, взаимоотношения в коллективе. Вы не услышите о них, если только не работаете в подобной организации, и вам об этом кто-то лично не сказал. Вторая плоскость – внешняя – восприятие со стороны зрителя/ читателя/ жертвователя сотрудников НКО, как светлоликих людей, которые не только никогда не злятся на жертвователей и подопечных, но, скорее, просто не имеют права на такую эмоцию.
Давайте разберемся, какие стереотипы влияют на такие взаимоотношения внутри и такое отношение со стороны. В первой части материала мы поговорим о том, какие стереотипы заставляют людей думать, что сотрудники помогающих организаций не имеют права на негативные переживания.
1-я часть
Из героев в негодяи и обратно (повторить тысячу раз)
Для начала, мы приведем пример стандартных установок от трех групп людей: сопереживающих, жертвователей и потенциальных благополучателей, а в конце расскажем, что с этими установками не так. Эти абзацы – собирательный образ всего, что приходилось слышать хотя бы раз (а скорее всего, тысячу раз) каждому сотруднику помогающей организации.
«Я – читатель соцсетей благотворительной организации, сопереживающий. Я считаю, что фонд – это фонд, НКО – это НКО, такие организации находятся в вакууме, и живых людей в них нет – есть винтики в механизме и, если повезет, одна главенствующая фигура, публичное лицо: директор. Если директор высказывает свою позицию, это позиция всей организации. Если эта позиция меня не устраивает, я не стану помогать этой организации и буду критиковать ее. Я обожествляю сотрудников помогающих организаций, потому что они делают “благое дело”, но из-за этого отношения я формирую у себя нереалистичные ожидания от них. Я забываю, что работа в таких организациях это не просто “зов сердца”, а последовательная, профессиональная работа за зарплату. Но также я демонизирую сотрудников – ведь в бинарной парадигме “святой-дьявол” есть только две стороны – когда вижу, что мне недостаточно вежливо ответили в комментариях или по первому требованию не отправили ссылку на отчет».
«Я – жертвователь, и я всегда прав, потому что я жертвую деньги. Я делаю это, потому что я хороший человек и помогаю людям, но, с другой стороны – я делаю одолжение, ведь я не получаю ничего взамен. Как можно не соответствовать моим ожиданиям? Я не хочу читать в социальных сетях сотрудников мнения, которые отличаются от моего! Я считаю, что все сотрудники помогающей организации – это одно многоголовое существо, и я не воспринимаю их, как самодостаточных личностей. Назвался груздем – полезай в кузов. Что-то не нравится? Помалкивай! От тебя зависят жизни других людей».
«Я – потенциальный благополучатель. Мне нужна помощь. Мне или моему близкому действительно плохо, поэтому я стучусь во все двери, и меня можно понять. Но я забываю, что не только я нуждаюсь в помощи. Я забываю, что сотрудники организаций могут спать, и звоню им по многу раз ночами. Они должны меня спасти. Мои нервы на пределе, и, вместо того, чтобы взять себя в руки и потратить время на сбор всех необходимых документов, выписок, обследований, я пишу в ватсап директору фонда – “помогите!”, “когда приезжать?!”, “у меня нет этих десяти документов, но есть один”. Из-за невозможности взять себя в руки и нежелания следовать маршрутной карте от помогающей организации, уходит мое драгоценное время и ресурс всей команды НКО».
Почему формируются такие стереотипы и что с ними делать?
За последние десять лет популярность благотворительности в России выросла в десятки, если не больше, раз. Этому способствовали журналисты, активисты, сотрудники помогающих организаций. Вместо жалостливых призывов помочь, организации стали создавать качественный и подробный контент. Стали предлагать жертвователям физический эквивалент благодарности: шоперы, браслеты, значки, изделия, сделанные руками подопечных. Совместными усилиями удалось невероятное: люди осознали, что помогать легко и приятно. Они убедились, что даже самая маленькая сумма денег может спасти чью-то жизнь. Вспомним акцию фонда “Нужна помощь” 2018 года – “Рубль в день”. Фонд создал сеть помогающих организаций и настроил легкую систему оплаты на своем сайте, где можно было выбрать, кому помочь. С каждого жертвователя снимался рубль в день. А таких людей появилось больше миллиона. Также стало очевидно, что прежде, чем жертвовать фондам, их надо проверять – не мошенники ли. Подход к благотворительности стал более осознанным.
Но такая популяризация, и это свойственно любой области, которую продвигают в массы, повлекла за собой большую проблему. Жертвователи стали предъявлять фондам нереалистичные требования. Например, услышав, что организации должны быть “прозрачными”, человек может зайти на сайт и не увидеть отчет за текущий год. Он делает вывод, что организация ненадежная, и распространяет о ней такую информацию. А отчет в Минюст, тем временем, нужно сдавать в конце года, и на сайте его пока физически быть не может. Проблема в том, что за слоганом “НКО должны быть прозрачными” не появилась никакая “Школа жертвователей”, где можно было бы узнать, как все юридически работает. И жертвователи путаются и пугаются.
Поскольку помогать стало не только приятно, но и, в хорошем смысле слова, “модно”, у людей подкрепился уже существующий – а романтизация героизма была всегда – образ сотрудника фонда-спасителя. Кто такой правильный спасатель? Человек, для которого интерес того, кого он спасает, превыше всего, кто готов отдать свою жизнь, чтобы спасти. Причем, очень желательно, чтобы он все-таки ее отдал: заглянем в массовую культуру, которая влияет на наше восприятие жизни в целом, и увидим, что за спасением неминуемо следует либо хеппи-энд, либ смерть спасателя. Вспомним хотя бы Титаник. Места на льдине было на двоих, но Джек выбирает – не особенно логично – умереть. Точнее, режиссеры выбирают для него смерть, ведь жалост – это сильнейшее из чувств.
“Умереть, но спасти” – установка, которая отражена и в поведении многих потенциальных благополучателей. В отличие от сопереживающих или жертвователей, эти люди действительно находятся на грани выживания, и они, как и каждый, кто попал в беду, нуждаются в помощи. Часто они возлагают все свои надежды на фонд, как бы говоря – “умри, но спаси”. Сотрудники не способны полностью отключить свою эмпатию и спокойно, механизировано работать. Поэтому сердце говорит: “ помочь срочно и умереть”, а ум –” надеть кислородную маску на себя, чтобы выжить и помочь”. И этот вариант правильнее всего. Тем, кто обращается за помощью, важно осознать, что сотрудник – человек, которого необходимо слушать также внимательно и собранно, как во время пожара – персонал, который осуществляет эвакуацию. Отставить панику и следовать указаниям. Так легче выжить.
Но если с человеком-спасателем мы разобрались, то что такое фонд-спасатель? И здесь у тех, кто не работает в НКО и фондах, начинается серьезное искажение восприятия. Потому что фонда-спасателя просто-напросто нет. Фонд не существует сам по себе, это не дом на ножках. Это группа людей, объединенных профессионализмом и единой целью. И на этом объединяющие факторы заканчиваются. Один сотрудник может быть веганом, другой мясоедом. Один – военный, другой – пацифист. Один – за ЗОЖ, другой – обожает бары. И так далее. Задача всех этих людей, хорошо работать и не создавать конфликтную обстановку в процессе. Быть зрелыми людьми и оставлять идеологические распри за дверьми, потому что человеческая жизнь ценнее идей. Но вместе с этим, сотрудник фонда существует и вне своей работы. Он – личность, у него есть собственное достоинство, собственное мнение. И скорее всего, мнения всех участников помогающей команды на разные жизненные ситуации разнятся максимально. Поэтому фонда-спасателя не существует. Существует группа профессионалов, которая помогает неходячим встать или детям из детских домов найти семью. А что они думают вне рамок этой работы – их личное дело.
Что со всем этим делать? Прежде всего, людям, которые интересуются благотворительностью, следует осознать, что фонды и НКО это всегда группа разных людей. Их совсем не обязательно любить, чтобы помогать организации. Это проводники, сталкеры, как у Тарковского, только не в Зону, а в пространство, где их забота доходит до благополучателя. Но, и это замечательно отражено в фильме Тарковского, у сталкера тоже есть чувство собственного достоинства и чувства в целом. И хотя бы за свою работу проводника он заслуживает уважения.
Что касается потенциальных благополучателей, им важно понять, что наличие кислородной маски на лице сотрудника фонда – в интересах обеих сторон. Сотрудник – не спасатель, который тушит пожар, а, скорее, персонал, осуществляющий эвакуацию из горящего здания. А на улице, у горящего здания – врачи.
Автор: Алёна Бражникова-Агаджикова