Часть 2. Штормовое предупреждение

«Как ты себя чувствуешь?»

«Что врачи говорят?»

«Пришел мазок? Это оно?»

«Когда выпишут тебя?»

Это нереальные вопросы. Как мне объективно оценить своё состояние? Ну вот температура, на какой-то 9-10 день стала снижаться. Не имея возможности заглянуть внутрь, увидеть, что происходит в лёгких, в составе крови, я не могу дать ответ. Врач не станет сыпать прогнозами, не имеющими под собой доказательных оснований.

В прошлом году я провела два месяца в реанимации. Мне было очень сложно без чётко обозначенных сроков лечения. Я сама задавала такие вопросы. «Когда? Когда? Когда?» Врачи (видимо скрепя сердце, «ну почему пациенты не врубаются-то!!!») отвечали: «Ну, может, в понедельник», «Если будут места там в отделении», «Если на КТ все ок», если, если, если… Я ждала этого «если» как манны небесной, а потом что-то отменялось, и это было просто невыносимо.

Потому выработалось отношение: спрашивай про конкретное, дели на маленькие этапы, не выставляй сроков с потолка.

В палату положили Зинаиду, а потом Марину Алексеевну. Непростые анамнезы, добавившийся КОВИД… Зинаида была на связи с семьей. По видео. Посещения запрещены. Это, наверное, многим семьям сложно очень. Только вот относительно недавно вышел закон о том, чтобы пускать в реанимацию, только стало не так тревожно – можешь взяться за руки, посмотреть в глаза, сказать на ушко… и снова запреты, понятные, оправданные, но невыносимые для многих… Как в ОРИТ, так и в обычных отделениях. Человеку трудно без конкретики… Вот ты можешь, например, купить редис, помыть, нарезать и передать – и тебе уже полегче. Или вот гранат почистить и в лоточке передать. И знать, что твой важный человек откроет лоточек и поест (врач сказал, что гранат полезен, надо гемоглобин поднимать). И ты чувствуешь себя не «собаке пятой ногой», а нужным, не зря топчущим газоны…

Зинаида машет дочери в окно. Та очень волнуется за маму.

Марина Алексеевна на кислороде, но успевает подметить: «А Вы любите всё по полочкам разложить, да?» Я плохо анализирую себя со стороны, но всё же соглашаюсь с ней. Она грешит на мужа: «Захотел дед кефира, вот и сходил в магазин, он, наверное, и принёс. Хорошо, что сам нормально переносит, дома лечится». Переживает за него, хотя у самой довольно тяжело всё. Тоже созванивается с родными каждый день.

«Плохо, позвать, да?» Жму кнопку. И потом ещё. Не надеваю наушники на ночь, боюсь не услышать. Ещё поди пойми, просто прилегла, потому, что слабость или правда уже звать кого-то… «А можешь мне на зарядку включить?» Я тот ещё ипохондрик, надеваю перчатки, беру в руки телефон, подключаю.

А потом её привозят с очередного КТ, и я не успеваю понять. Хорошо, заходит медсестра. Немного суеты и – в реанимацию. Я думаю попозже спросить о ней, но так выходит, что меня переводят на другой этаж (в отделении мало пациентов, и всех укомплектовали в аналогичное отделение на этаж выше).

Заведующий около лифта встретился, меня переводят, напутственно говорит: «Смотрите, всё, что можно было по КОВИДу, мы Вам сделали, препараты и обследования». «У Вас, конечно, в связи с хроническими диагнозами, осложнения довольно длительно будут проходить. Мы смотрим данные анализов и температуру, ещё полечим Вас тут». Это уже другой заведующий в новом отделении пришёл с обходом. Новые лица. Все ждут, чтобы задать свои вопросы.

«Ну, когда тебя выпишут?»

«Что заведующий сказал?»

«Как аппетит?»

«Аппетит получше!» — радуюсь, что пошли вопросы попроще, на которые есть, что ответить.

«Что ела?»

«Ну кашу, пшенную, я люблю, вкусно».

И получается так: «По КОВИДу мы всё основное сделали по схеме». «Мы Вас еще полечим тут». Что там, интересно происходит? По КТ загадочное 2-3, отрицательная динамика. Это конечно выбивает. «Нецелесообразно проводить контроль с разницей в несколько дней, там картина пойдет с запозданием. Это как вскрыли нарыв, промыли, обработали, а вокруг этого места покраснение и воспаление пока держатся, хотя риск уже снизился. У Вас анализы лучше, ждём ещё несколько свежих показателей – насчёт течения воспалительного процесса в организме. Были высокие значения, сейчас уже пониже, но надо ещё меньше чтобы стало».

Тут больше движухи. Нет, в коридор, конечно, не рекомендовано выходить (так я и жажду, ага, держась за стенку много не намотаешь по шагомеру). Но можно самой дойти за кипятком и положить в холодильник вкусное.

Обстановка в палате более оживлённая: две соседки-ровесницы, но очень разные по судьбе и характеру, явно пикируются и вообще всё время в тонусе. Женская конкуренция. С ними интересно. И вроде нормально в плане общения.

Одна курит. «Бронхит, но я так. Одну затяжку в туалете и всё. Не знаю, слышала, что курильщики легче переносят, но это не точно. Вот и не понимаю, бросать или нет». Я высказываю своё негативное отношение к табаку. Хожу в дальний туалет, там нет дыма. Табак на одежде, без возможности передать во внешний мир пакет на стирку та ещё радость…

«Как ты себя чувствуешь?» Не в курсе, как чувствуют себя мои альвеолы, какие-то биологические процессы происходят внутри, но у них нет пресс-секретаря, кроме анализов крови. Не болит ничего, дыхание, конечно, не идеальное, но нормально. Обсуждаю с подругой, решаем радоваться, что люди здоровые не понимают, а что такого в вопросе про выписку. Зинаида снова в моей палате. У нее кашель, и я сижу в маске довольно часто. У неё трудная ситуация с основным заболеванием, но она старается не подавать виду. Хочется найти нужные слова, но это трудно. Кажется, что правильнее быть честной, говорить, как есть.

Здесь тоже все внимательные, заботливые, оперативные. Волонтёры, студенты разных курсов: «У меня беда в семье случилась, подумала, что время есть свободное, можно прийти тут помочь, мне не сложно постель перестелить, вынести судно, помочь помыться, почему бы и нет» (помогает помыть моей соседке голову, той тяжело пока ходить самой, боится упасть), «Да, учусь, потом буду вспоминать это, как учился у таких мощных специалистов…» (хорошим врачом парнишка будет, так кажется почему-то), врачи из других отделений, все отложили свои направления, все выучили как «Отче наш»: «Плаквенил, плазма, Актемра, антикоагулянты». Хотя нет, не выучили, знали. Адаптировались.

В краткий миг путешествия на КТ, проезжая курилку для медицинских работников слышу кусочек разговора: «Где Актемру купила?» Больше запас СИЗов – лишняя возможность на пару минут выйти, переключиться, вдохнуть…

Доноры сдают кровь, у кого антитела есть. Говорят, это тоже базовое теперь в курсе лечения. Штука в том, что вот вирус попал в организм, уселся там, ему нравится там, где есть стенки сосудов, в лёгких этого много, поэтому и поражает он часто именно лёгкие. Организм умный, он начинает бороться. И может перестараться. Тогда происходит очень нежелательная вещь. Называется цитокиновый шторм. Проще говоря, иммунитет реагирует чрезмерно, и это не помогает, а наоборот подвергает организм угрозе смертельно опасного состояния. Чтобы это купировать, вводят вот эту знаменитую Актемру, плазму переливают. Если всё вовремя сделать, шансы выкарабкаться увеличиваются. Вот почему важно, как можно скорее обратиться за помощью!

«Мне такое тоже делали. А ТАК ногу можете загнуть? Какая хорошая растяжка!» Одна из соседок – балерина в прошлом, теперь педагог. Эта грация – навсегда, идешь за ней следом и представляешь, что идешь в танцкласс. Артистам Большого нельзя останавливать репетиции, это как спорт, пропустил тренировку – откат. Говорит, педагоги на дачах оборудовали помещения, тренируются…

Люди выписываются понемногу. Встретила товарища из своего медцентра, радостно, что знакомые лица, и что выздоравливают. Прошла вторая неделя здесь. Обсуждаем, что разминка нужна не только артистам Большого. Ага, и баранина полезна, но тут как говорится, на вкус и цвет… За открытым настежь окном привлекательно и грозно погрохатывает. Будет ливень…